Любимый ястреб дома Аббаса - Страница 71

А память уже услужливо подсказывала: я же ни разу не видел никакой особой охраны у Абу Муслима, хотя тот и знал, что под носом у него орудуют убийцы. Просто убивали они его врагов, и больше никого. Да, он убивал десятками тысяч своих — но могли же быть и у него такие друзья, которых он боялся убрать открыто, возмутив этим прочих своих соратников, типа Зияда?

И тогда объясняется еще одна загадка: «Скажите, Маниах, вы что — вообще ничего не боитесь? И почему?»

Как же он изумился, увидев меня перед собой в тот раз, когда я пришел проситься пожить в крепости, прямо у него под носом: «Глава дома Маниахов здесь? Глава дома Маниахов пришел ко мне… в черной одежде?» Как же все просто: он-то подумал, что я попросту решил сыграть по принципу «все или ничего», ставя свою жизнь залогом нашего союза. И до сих пор, видимо, считал меня поэтому безумно смелым человеком, достойным уважения, да что там — восхищения. И уже только потом, вдобавок, человеком, который может «бросить Самарканд к его ногам».

Да вот же и жирный проповедник сказал мне: «Хорошо, что ты с нами».

То есть это не страшно, что я так много знаю про «преступивших смерть». Меня пока потерпят — если уж я «с ними». Хотя на всякий случай Омару и Михраману пустили по стреле в голову. Потому что слишком много знать мне пока не полагалось.

Я мучительно закрутил головой: только бы ничто сейчас не отвлекло! Еще, еще немножко подумать! Так но какой смысл Абу Муслиму отрывать наш дом от дома Аббаса, мечтать о союзе с нами, если цель мервского бунта в том, чтобы халифа из дома Омейядов сменил человек, в чьих жилах течет кровь пророка?

Как мешает эта проклятая жара!

Но вдруг мне стало холодно. «Потому что наступают решающие дни, — зазвучал в моей голове бас все того же гороподобного проповедника. — И тот, кого называют Махди, — он здесь, он уже между нами, а мы-то, глупые, проходим мимо и не замечаем. Но подожди немного. Это всегда так бывает — сидишь во мраке, и вдруг — ослепительный свет!»

И вот этот свет, наконец, для меня засиял.

Потому что зачем Абу Муслиму люди с кровью пророка в жилах, если он сам — Махди, который уже здесь, между нами? Да еще одна завоеванная его стотысячным войском провинция — и он сможет открыть кровь пророка в собственной крови, а то и провозгласить себя богом! С такими проповедниками это недолго.

У меня началась нервная дрожь.

— Юкук, чакирам быть готовыми ко всему, коней оседлать, двоих поставить с ними, чтобы ждали сигнала! Броню надеть, полное вооружение!

Я лихорадочно начал пытаться повязать под куртку толстый пояс с деньгами. А взгляд мой был прикован к кисточке, лежавшей на ковре вместе с прочими письменными принадлежностями: неужели их в очередной раз придется бросить?

Засыпавшая в дрожащем зное площадь ожила. Мои самаркандцы — уже девять, к ним только что присоединились последние, Муслим и Девгон, — с удивительной сноровкой надевали тяжелые кольчуги, а двое из них бросились, через толпу, к выходу из крепости.

Выходу, через который… въезжал, как в день первой нашей встречи, маленький караван: «человек-копеечка» Мансур, смуглый мальчик, раб с пятнистым лицом, охранники, величественный Бармак в чистых светлых одеждах… Вот они остановились у самой линии охраны, совсем близко от меня, и навстречу им, не теряя достоинства, вышел чернобородый Абу Салама, поговорил о чем-то с Мансуром и снова скрылся.

— Бармак, что происходит? — возбужденно спросил я, бегом спустившись со своего второго этажа.

— Серьезные вещи происходят, мой дружочек, вы же знаете… Сейчас будем разговаривать с Абу Муслимом, принимать те самые решения. А, это, значит, вот как выглядит ваше скромное жилище? Мило. Очень мило.

Я ничего не понимал. Как это — разговаривать с Абу Муслимом, если Зияд, его секретарь, сказал мне, что тот уехал на несколько дней к войскам? Кто же в таком случае вызвал сюда, сегодня и сейчас, людей из дома Аббаса? И зачем вызвал?

— Бармак, ответьте мне быстро: кто вообще такой Абу Салама? Чем он занят у вас в Куфе, или Хумайме, или где он там орудует?

— Раз уж вы теперь так много знаете, то почему не сказать: он командует всеми нашими войсками в Куфе, куда перебралось семейство Аббаса. Как я уже говорил вам, это не так много войска, но в этой Куфе, где вообще уже несколько месяцев как непонятно, чья власть, это человек заметный…

Командует всеми войсками… А чем тогда командует семья Аббаса? А что тогда мешает этому командующему мятежной армией Куфы договориться с повелителем мятежной армии Мерва, без всяких там Ибрахимов и прочих?

— Бармак, подождите, ради всех богов и пророков. Это Абу Салама сам сказал вам, что вас ждет Абу Муслим? Вот прямо сейчас — сидит и ждет? Да? Тогда у меня еще вопрос: а мог ли Абу Салама знать, что этот ваш Ибрахим окажется не в Куфе, а в деревне Хумайма, где его легко было бы взять? Предположим, вы этого не знали, но знал Абу Салама, рассказал Абу Муслиму. А тому так легко было послать отсюда курьера прямо в Харран, ко двору халифа. Несколько дней пути на полном скаку… Курьеру бы не поверили, но служащим барида всего-то требовалось поехать в Хумайму и проверить…

Бармак смотрел на меня с застывшим любопытством и молчал. Потом его позвал Мансур, спускавшийся вместе с мальчиком с верблюда и двигавшийся куда-то в тень. Бармак оглянулся на меня с очень серьезным лицом, подвигал сияющей белизной бородой, тут его снова отвлекли.

Я остался стоять у подножия своей шедшей наверх лестницы.

Нет, мне пока что ничего не угрожало. Мне уже столько раз были сделаны эти тонкие и не очень тонкие намеки насчет того, что приходят решающие дни, и вот когда они придут — не промахнись, не подведи… Уж как-нибудь можно было понять: все, что от меня требуется, — это ничего не делать. Не меня сейчас будут убивать. Не я — следующий после Ибрахима.