Я понял, что худшее еще, возможно, впереди.
Без моей команды чакирам, видимо, чего-то не хватало. Сгибаясь от брони, я объехал их конный строй — Нанивандак, Евман, Ванаспар, Муслим, все остальные: сверкающий металл, мечи, луки — полное и стоящее громадных денег вооружение. Движением, руки отправил двоих назад, между невооруженными и верблюжьим стадом, приказал кричать, если увидят погоню. Юкук выехал вперед, вместе со мной.
Отряд тронулся на запад, к выезду из города. Медленно, очень медленно — я заметил, что лицо Юкука стало серьезным.
Погоня появилась скоро — но то были лишь два всадника в черном, они посмотрели на наше еле ползущее стадо, покрутились и отстали. Следовало ждать продолжения.
Оно и пришло — и не позади, а впереди нас, отрезав нам выезд из города.
Клубилась пыль, в ней мелькали черные головные повязки с развевающимися кончиками. Эти воины по большей части были без брони, но ее и не требовалось. В этом отряде их было слишком много. И множество мечей.
Один из заслонивших нам путь выехал вперед.
Красавец с гордым, похожим на лезвие топора носом, в такой же балхской кольчуге, как у нас. Поднял руку к глазам, начал лениво всматриваться в наши ряды.
Вот теперь конец, понял я. Я же знал, я знал, что не Хашим с Абу Муслимом были страшнее всего. Вот оно, самое страшное.
А раз оно уже пришло…
Когда-то лет тридцать с лишним назад на помощь моему Самарканду, только что захваченному Кутайбой ибн Муслимом, выехал отряд воинов Согда. Юноши из лучших дихканских семей, они подъехали к стенам города в полном вооружении — и те люди из народа арабийя, кто выжил после этого боя, долго еще рассказывали о том, что ощутили, увидев их сияющие невыносимым светом кольчуги, шлемы, железные рукавицы, сбрую коней. Захватчики готовы были пасть в пыль и молиться на эти сокровища, подобных которым они не видели никогда в жизни.
Но чуда не произошло. И броня не помогла Самарканду.
А вот теперь пришла моя очередь. И все, что мне оставалось, — это надеяться, что блеск несравненного металла хотя бы заставит противника задуматься. А потом — что ж, можно будет выхватить невооруженных людей из верблюжьих сидений, бросить на седла, пойти на прорыв. Придумать что-то еще.
Среди ржания, топота, гула голосов я поднял руку с криком:
— Воины Согда, вспомните свой дом!
И они, затянутые в неуязвимый металл, начали стекаться к моей руке — а я строил их в ряд, лицом к клубящимся поперек дороги воинам в черном, всех десятерых вместе, никого не оставляя сзади.
— Бить по команде! — крикнул я. — Поодиночке вперед не вырываться!
Будто вырезанное из темного дерева лицо Мансура, сидевшего на верблюде, оказалось надо мной.
И — холодея от пришедшего, наконец, озарения, я закончил на пределе голоса:
— Защитить халифа! Сберечь кровь пророка!
Теперь оставалось лишь сказать то самое, последнее, слово.
«Атаковать».
И тут я увидел нечто очень странное. Мои подопечные никоим образом не волновались. Мансур со своим мальчиком спокойно смотрели вперед, даже не обращая внимания на воинов перед нами (мальчик, впрочем, не без любопытства рассматривал их мечи). А Бармак, так тот и вовсе, переводя дыхание, направлял палочкой своего верблюда вперед, навстречу красавцу.
Вот они остановились бок о бок, сблизили головы и обменялись несколькими словами. Потом одновременно сделали странный жест — вытянули руки и прикоснулись друг к другу кончиками пальцев. И Бармак, похлопав верблюда сучковатой палкой, неспешным шагом тронулся обратно к нам.
За спиной его происходило какое-то движение: десятка чужих всадников выстраивалась на дороге перед нами — и к нам спиной, явно готовясь ехать туда же, куда вроде бы направлялись и мы. Остальные обтекали нас по обочине, скапливаясь на дороге сзади, между нами и городом. Юкук, как я заметил, полностью перестал волноваться, а это никогда случайно не происходило.
Вот наша маленькая кавалькада тронулась вслед за десяткой всадников, объезжая замершего на обочине гордо вскинувшего голову и улыбавшегося красавца.
— Ведь это же мои сынишка Халид. Халид ибн Бармак, — с небрежной нежностью сказал со своей верблюжьей высоты бывший царь, поравнявшийся со мной. — Собственного войска у него тут немного — всего двести всадников, не то что в нашем с ним Балхе. Но видите, как они вовремя оказались здесь — молодец, юноша. Да ему войска и не надо. Он у Абу Муслима занимается чем-то поважнее. Деньгами. Казначей Хорасана. Выдает жалованье солдатам, и так далее. Так что, дружочек вы мой, тут все было очень туго завязано. Об этом мы поговорим, очень скоро, как только отъедем от города подальше. Кстати, что это вы там такое кричали насчет халифа? Очень красиво у вас получилось, но это вы кое-что неправильно понимаете. Или, точнее, почти правильно. Все будет несколько по-другому. Вот только бы вовремя доехать до Куфы… А пока что мы чуть-чуть отклонимся с дороги. И вас ждет небольшой сюрприз, дорогой мой Маниах. Он вам, возможно, даже понравится.
Сюрприз был похож на город и маленький военный лагерь одновременно, от него издалека несло тяжким запахом конской мочи и человеческих испражнений. Здоровенные мужчины — и ни одной женщины — слонялись туда-сюда, что-то жевали и смотрели на нас без особого интереса. Дальше были конюшни, кухни, и весь этот хаос взбирался на холм и исчезал за ним.
Десятка всадников Халида начала сложные переговоры с воинами, совершенно очевидно охранявшими зачем-то это скопище людей. Потом нам махнули рукой, от верблюда Бармака в хвост нашего тяжело груженного каравана поехал раб с пятнистым лицом.