Над ответом я не думал ни мгновения.
— Я буду делать то, что делал, каждый вечер. Потому что я действительно хочу, чтобы эти люди жили.
— Вам передают привет из Самарканда, Юкук, — сказал я длинному воину, сидевшему напротив меня под стеной больницы.
На его довольно выразительном лице, однако, в этот момент невозможно было прочитать что-либо — если не считать того, что взгляд этих светло-серых глаз был, как и в прошлый раз, очень внимательным. Этот человек, кажется, попросту не имел привычки моргать.
— Привет в каких выражениях? — наконец проговорил он.
Я знал, что он имеет в виду. Уместные в этом случае выражения оттягивали мне пояс впечатляющим весом чистого золота. Я подозревал, что разорванная дорога между Мервом и Самаркандом создала для спасшего меня воина трудности, сравнимые с тем, что пришлось пережить целителю, — другое дело, что этот человек к трудностям, видимо, был более привычным. Но, запуская руку в подвешенный к поясу мешочек, я не отказал себе в удовольствии дать ему и прямой ответ:
— Вы знаете, наши послания довольно экономны по части слов — но что касается вас, то слова там такие: надежный и верный.
Юкук удовлетворенно опустил голову. И поднял ее снова, увидев перед собой мою руку, которая скрывала от возможных любопытных глаз стопку даже не динаров халифа Абдальмалика, а их старших братьев — денариев византийских императоров. Когда-то из-за появления в халифате золотых двойников вот этих монет, да еще и бесстыдно названных почти тем же именем, вспыхнула очередная война между двумя империями.
Денариев было десять. То есть сто дирхемов. Очень, очень впечатляющая сумма, накануне заставившая меня даже погрызть какое-то время в размышлении пальцы.
— Это — за прошлое, за все неприятности, которые теперь позади, — сказал я.
Юкук вздохнул, принял деньги, поклонился. И сказал, видимо, для того, чтобы помочь мне начать серьезный разговор:
— Итак, вам удалось восстановить сообщение с Самаркандом?
Я ответил точно таким же вздохом. Потому что сейчас мне предстояла самая сложная часть разговора.
Оттягивая ее, я задал ему новый вопрос:
— Сообщение я восстановил. Кстати, как я понимаю, вы тоже пытались что-то подобное сделать? Ведь вы были в Бухаре, когда погнались то ли за мной, то ли за этими двумя?
— Что я мог сделать один… — дернул углом рта Юкук. — Я только успел понять, что подворье обложено наглухо, ни войти, ни выйти. Наблюдали и за выездами из города. Мне требовалось время на наблюдение, и потом следовало еще хорошо подумать, что делать дальше. А тут как раз появился человек, вокруг которого начало что-то происходить, — например, эта пара за ним погналась. И я подумал, что хорошо бы понаблюдать, что будет дальше, куда этот человек поедет, кто он вообще такой, как будут действовать убийцы…
— Да я уже понял, что мне просто повезло, — сказал я, и снова замолчал, готовясь приступить к самому главному.
Если кто-то, подобно мне, родился в семье, где даже от каприза подростка — ее отпрыска — зависит существование десятков и сотен людей, то этот подросток очень рано усваивает нелегкое и тонкое искусство повелевания людьми. Усваивает, например, то, что руководить другими, — это ни в малейшей степени не удовольствие, а скорее наоборот, расплата за богатство. Или то, что большинство окружающих старше, опытнее, умнее тебя, и ты вдобавок зависишь от них точно так же или больше, чем они от тебя.
Поэтому я с самого начала очень хорошо понимал, что даже десять золотых монет не обеспечат мне власти над человеком, который умел выслеживать среди пустыни убийц, мгновенно менять внешность (забинтовав, например, все лицо), рубить врагов одним незаметным глазу движением. И вообще, видимо, делать массу вещей, до которых мне не подняться и за годы выучки.
Поэтому, если я хотел, чтобы Юкук теперь снова работал на дом Маниахов и лично на меня, то не стоило изображать из себя многоопытную и грозную личность. И слишком надеяться, что даже денарии из Бизанта что-то здесь изменят.
В общем, следовало быть с самого начала пронзительно честным.
— Юкук, — сказал я, — давайте начнем вот с чего. Я — торговец шелком. Наш торговый дом — очень большой, и — как ни странно — некоторые из его владельцев действительно заняты как раз торговлей шелком. Я умею торговать. Но и только.
— А, — сказал он. И на его лице появился, кажется, искренний интерес ко мне. То есть расчет мой, похоже, был верен.
— А оказался я здесь, — продолжал я, — по одной странной причине. Мы уже говорили об этом. Дело в том, что остальные наши люди не знают того, что знаю я. Они не знают в лицо одну женщину, которую очень нужно найти. Они не были с ней знакомы так давно, как я. Это к тому, Юкук, что я не смогу и не стану восстанавливать здесь все, что делала моя семья, помимо торговли шелком. Пусть другие займутся такими делами.
Я уже начал привыкать к тому, что этот человек, прежде чем ответить (и всегда коротко, тратя не больше слов, чем необходимо), делает очень короткую, но напряженную паузу, сидя какое-то время абсолютно без движения, с застывшим лицом.
— Да, я хорошо помню наш прежний разговор, — сказал он после как раз такой паузы. — Эта женщина… Насколько я слышал, очень, очень опасная женщина. И поэтому возникает вопрос — вы хотите ее найти, а дальше?
И это был действительно отличный вопрос. Тут уже паузу сделал я.
Правильным был бы ответ «я пока не знаю», — сказал, наконец, я. — Но по ходу дела, надеюсь, это станет яснее. Но могу сказать, что прежде всего мне надо будет с ней… поговорить.